Инҗин Лиҗ

ШАВИН СӨРВТƏ МОДН

Хортыг күүчсн хаалhсарн

Салдсмуд дǝкнǝс йовла,

Холҗсн олн дǝǝллдǝн

Сананд орҗ тодрла.

Нигт садта паркд

Нег мод темдгллǝв,

Ɵшǝтнǝ бомбин тасрха

Ɵрчинь ивтлсиг үзлǝв.

Терүнǝ бат ицгтǝ

харулчнь кевтǝ,

Тонтхр бор чолун

хаҗуднь кевтлǝ.

Шавдл сǝǝхн модн

Шугшсн болҗ нǝǝхллǝ,

Шавтсн күдр омрунаснь

Шарңху шүүсн чиихлтлǝ.

Ода җилин хɵɵн

Одак модан олув,

Тонтхр бор чолун

Терүг олхд туслв.

Ораhарн модн сарсана,

Оhтрhу тулҗах бǝǝдлтǝ,

Омруhарн тер далдана,

Омлhн баатрин дүрстǝ.

Һар багтм цоорхань

Һанц нүдншң ормана,

Күнд шавин сɵрвтǝ

Күдр салдсшң болна.

Сай баатрмудын дүр

Сананд эн тɵɵнрүлнǝ.

Салдс йовсн улсин

Седклинь дǝнкǝс ɵвклүлнǝ.

1969 җ.

Инҗин Л. Хойр ботьта суңhгдсн үүдǝврмүдин хураңhу. 1-ч боть. Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1992. Х. 100–101.

Лиджи Инджиев

РАНЕНОЕ ДЕРЕВО

В жаркий полдень роща нас

одарила тенью,

травам радуется глаз,

вешнему цветенью,

нас пьянит медвяный дух,

шепот крон уснувших...

Но улавливает слух

рокот дней минувших.

И припомнил я листву

в умиранье долгом:

ветки падали в траву,

сбитые осколком;

был навылет ранен дуб

чуть пониже кроны,

как в бреду, слетали с губ

жалобные стоны.

И в тревоге за него

шелестели листья,

но таилось озорство

в шелесте и свисте.

И хоть он стоял в слезах,

истекая соком, –

веткой мне задорный взмах

сделал ненароком.

...Где-то здесь был этот дуб,

вот и камень темный...

Точно: из-за пышных куп

виден дуб огромный,

вся в рубцах его кора,

ссадины и шрамы,

и зияет в нем дыра –

след тогдашней драмы.

Самый страшный груз – шутя

богатырь осилит.

Видишь, дуб здоров – хотя

ранен был навылет.

Насмерть он решил стоять

под огнем когда-то.

И теперь видна в нем стать

бывшего солдата.

Перевел Анатолий Найман.

Инджиев Л.О. Буря и деревья: стихи и песни / Пер. с калм. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1970. С. 38–39.